– Я не обязан вас впускать, вы это знаете? Вполне могу послать вас к черту.
– Совершенно верно, но в таком случае мне придется взять ордер на ваш арест.
– Послушай, сынок, ты меня за идиота считаешь? – спросил ди Паскуале. – У вас нет никаких резонов меня арестовывать по той простой причине, что я ничего не сделал.
– А если бы вас обвинили в убийстве?
– Ну и что? Это ничего не значит. В убийстве? Смеетесь? Кого это я должен убить?
– Мистер ди Паскуале, может, мы поговорим об этом в квартире?
– Почему? Боитесь разбудить соседей? Вы уже разбудили меня, так что дюжиной больше, дюжиной меньше – уже не играет роли. Хорошо, входите. Совершенно невоспитанные полицейские в этом городе. Врываются в дом среди ночи. Да входите же, черт возьми, не торчите в коридоре!
Они вошли в квартиру. Ди Паскуале зажег лампу в гостиной, и они уселись друг против друга.
– Итак? – произнес хозяин. – Вы пришли, вытащили меня из кровати, и чего вы от меня хотите?
– Мистер ди Паскуале, в четыре часа дня убили еще одного человека. В тот самый момент, когда он выходил из комиссариата.
– И что дальше?
– Мистер ди Паскуале, полицейский, который должен был вас охранять, сказал, что вы отпустили его в три часа дня. Это так?
– Да.
– Вы сказали, что он не понадобится до девяти вечера. Это так?
– Точно. Ну и что? И вы из-за этого пришли ко мне среди ночи? Проверить, сказал ли ваш полицейский правду? Вам что, делать больше нечего? Это вы тот парень, который однажды звонил мне в полвосьмого утра? Вам нравится будить людей?
– Мистер ди Паскуале, почему вы сказали полицейскому, что он вам не будет нужен?
– Да потому, что вторую половину дня я провел в “Коламбия Пикчерз”, обсуждая контракт с директором сценарного отдела. Я поехал туда в три часа, прикинув, что пробуду до шести, потом мы выйдем вместе, сядем в машину, которая будет ждать у входа, и поедем в ресторан, где я постараюсь не садиться у окна. До семи мы успеем выпить пару стаканов в баре. К этому времени к нам присоединится сценарист, в общих чертах изложит парню со студии проект фильма, потом мы пообедаем, и я опять постараюсь не садиться у окна. Потом мы снова сядем в “кадиллак”, и они отвезут меня домой, где я и попросил этого дурня полицейского меня подождать. Кроме того, меня ожидала молодая дама, которая сейчас спит в соседней комнате. Вот видите, мистер Карелла, который любит будить людей по ночам, я хотел сэкономить несколько долларов муниципалитету и позволить использовать полицейского в другом месте. В этом добром городе юнцы в черных куртках постоянно устраивают драки, и потом, не так уж и нужно, чтобы он постоянно таскался за мной, я ведь знаю, что мне не грозит опасность. Вот почему, мистер Карелла. Я ответил на ваш вопрос?
– Нет.
Вне себя от бешенства, ди Паскуале вскочил на ноги:
– Что все это значит, можете вы мне объяснить? У вас что, не хватает подозреваемых?
Он говорил под влиянием гнева, но был не так уж далек от истины. Им действительно стало не хватать подозреваемых. Они с самого начала двигались на ощупь. Карелла громко вздохнул:
– Я полагаю, глава сценарного отдела сможет подтвердить...
– Вы сейчас хотите ему позвонить? Я дам вам его домашний телефон. Давайте звоните. Раз уж вы начали, будите весь город, черт возьми!
– Подожду до завтра, – сказал Карелла. – Извините, что потревожил вас. Спокойной ночи, мистер ди Паскуале.
– Выход сами найдете? – саркастически спросил ди Паскуале.
Приближалась полночь, как утверждают, час преступлений. Мейер Мейер сидел в укрытии на углу улиц, напротив дома, где жили Редфилды. Он уже начал сомневаться, не напрасна ли эта его затея. Мейер ждал с вечера, а теперь было без двадцати двенадцать. Он ждал, когда у Редфилдов погаснет свет и они лягут спать. Однако в семь вечера Маргарет Редфилд вышла на улицу с фокстерьером на поводке. Они обошли квартал и в семь двадцать пять вернулись домой. У Мейера не было собаки, но он считал, что одной гигиенической прогулки в семь часов домашней собаке явно мало. Он посмотрел на часы. Уже без четверти двенадцать, ничто не предвещало, что Маргарет и Льюис Редфилд спустятся прогулять собаку перед тем, как лечь спать. К тому же пошел дождь.
Сначала дождь был несильным – только пелена, пронизывавшая до костей. Не покидая своего укрытия, Мейер посмотрел на освещенные окна четвертого этажа, выругался сквозь зубы, решил уйти, передумал и перешел улицу, чтобы спрятаться под козырьком булочной. Улица была пустынна. С реки подул резкий ветер, он гнал перед собой большие черные тучи. Потоп хлынул на город. В несколько секунд пелена превратилась в потоки воды. Небо над домами испещрили молнии. Стоя под козырьком булочной, Мейер мечтал о тепле кровати и тела Сары. Он снова проклял Редфилдов, снова решил уйти домой, но, вспомнив о чертовом фокстерьере, сказал себе, что собаку непременно нужно будет выгулять, поднял воротник плаща и снова уставился на освещенное окно четвертого этажа. Козырек был дырявый. Он посмотрел сначала на дыру, потом снова на окно. Свет погас.
По его прикидке, света не было около получаса, потом он зажегся в другой комнате, должно быть спальне, потом еще в одном, маленьком, оконце. Мейер предположил, что это ванная. Слава Богу, они решили лечь спать. Под влиянием внезапной мысли он пересек улицу и вошел в дом. Лифт был как раз напротив входной двери. Он пересек вестибюль, остановился на полдороге и посмотрел на табло над дверью лифта. Стрелка указывала на шестой этаж. Он терпеливо ждал. Внезапно стрелка пришла в движение: шесть, пять, четыре... Стрелка остановилась.
– Четыре, – сказал он себе. – Редфилды живут на четвертом.
Стрелка вновь пришла в движение. Он выбежал из дома и занял свой пост под мокрым козырьком. Льюис, а может, и Маргарет – кто-то из них вывел пса на прогулку перед сном. Он подумал, ему-то что за дело, и снова стал мечтать о теплой постели. Вышла Маргарет Редфилд, она держала на поводке собаку. В этот момент на углу появился патрульный.
Было без пяти двенадцать.
Проходя мимо, патрульный покосился на Мейера. Он отметил мужчину без шляпы, с лысым черепом, поднятым воротником, стоявшего перед закрытой булочной. Без пяти двенадцать, дождь, пустые улицы... Патрульный повернул обратно.
Снайпер совсем запыхался. Он перепрыгнул через вентиляционный колодец, разделивший два дома, и занял позицию за парапетом. Он смотрел вниз на улицу. Улица была пуста, необитаема, но он знал, что очень скоро она появится на углу, спокойно обойдет квартал, ведя на поводке собаку. Он знал, что скоро она умрет. Он тяжело дышал, он ждал.
В его руках – длинное смертоносное ружье. Еще более смертоносное потому, что оптический прицел переносил мишень прямо ему под нос. Он нацелил ружье на фонарный столб, стоящий на полпути на улице. Далекий. Но и близкий, благодаря прицелу. Он подумал, что она будет хорошей мишенью.
Он спросил себя, сможет ли он когда-нибудь остановиться, будет ли она последней, не должна ли была она быть первой. Он знал, что собака потащит ее к столбу. Он знал, что там она остановится. Он переместил столб в перекрестье прицела и проклял дождь. Он никогда бы не подумал, что дождь будет так ему мешать. Видно было как сквозь туман, и он подумал, не лучше ли будет отложить это до следующего раза.
Нет.
Он подумал: “Банда негодяев. И ты. Я должен был начать с тебя”.
Дождь колотил его по плечам, по голове. На нем был черный непромокаемый плащ. Ночь обнимала его, ночь его прятала. Дрожь нетерпения пробежала по его телу, он ждал. “Где ты? Ну, иди под мое ружье, иди под мой прицел, давай иди, я убью тебя, иди, иди...”
Собака остановилась на углу, около пожарного гидранта, понюхала, заколебалась, снова понюхала. Мейер, пристально следивший за Маргарет и собакой, не заметил, что к нему подошел полицейский.
– Что это вы тут делаете? – спросил полицейский.